Брюн от неожиданности выронила кисть. Майкл вскочил, едва не опрокинув мольберт, Нора застыла, с изумлением глядя на Паулу. Антонис нахмурился, и его прозрачные глаза потемнели, когда он взглянул на картину, медленными золотистыми каплями стекающую на пол за спиной Паулы.
— Сейчас я расскажу, как это сделала, — сказала фэри, довольная произведенным эффектом, и добавила с восторгом: — Вы ни за что не поверите!
Они поверили.
К середине ее рассказа в студии Антониса собрались уже почти все фэриартос, внимательно слушая ее эмоциональные объяснения.
— Почему раньше никто из нас не делал ничего подобного? — настойчиво спросила Паула у нового маэстро, вновь продемонстрировав свои умения. — Это же так легко!
— Это совсем не легко, — ответил Антонис задумчиво. — У тебя перемещение получилось с такой легкостью только потому, что лигаментиа погрузил тебя в иллюзию. Снял своеобразный замок с твоего подсознания.
Картина, из которой она появилась в комнате, полностью сползла на каменный пол, превратившись в маленькое зеркальное озерцо, где отражались зеленые деревья.
— Но то же самое может сделать каждый из нас. Главное, мы знаем, в каком направлении двигаться.
— Можно попробовать, — сказал Пьер, и его худое лицо с удивительными, выразительными черными глазами, словно с портрета Гойи, озарилось нетерпением. — Времени много. Заняться нечем. Лично мне надоело по памяти копировать одни и те же натюрморты. Мы ничего не потеряем.
— И где ты возьмешь иллюзию, которая откроет твои замки? — с легкой насмешкой спросила Саския.
— Попрошу Иноканоана, если не смогу ничего сделать сам, — отозвался он с энтузиазмом, — пообещаю до скончания веков быть его личным художником. То, что показала Паулетта, действительно впечатляет.
— И мы сможем выходить в город, — добавил Гемран.
Паула не видела, как музыкант вошел в комнату, и радостно улыбнулась ему. Он ласково кивнул в ответ.
— Черт, — пробормотал Винсент, обеими руками взъерошив короткие рыжие волосы, — у меня в мастерской осталось несколько подлинников Ренуара. Я спать не могу, все думаю о том, что эти твари их сожрут или затопят дом, или пожар устроят. А теперь, значит, у меня есть шанс их вернуть.
— И мы сможем помочь людям, — тихо сказала Паула, — кадаверциан уже потеряли к ним интерес. У меня в городе остались друзья. У Гемрана — ребята из группы.
Она оглянулась на остальных и увидела в их взглядах понимание. Почти у каждого оборвались давно налаженные связи с человеческими протеже — талантливыми музыкантами, художниками, актерами, писателями… И все хотели знать, что случилось с ними.
— Не стоит надеяться, что многие из них остались в живых, — мягко, явно не желая ее расстраивать, возразил Антонис. — И более того, вряд ли каждый из нас овладеет искусством, которое показал тебе лигаментиа.
— То же самое ты говорил мне, когда я пытался изображать воздух, как Моне, — буркнул Пьер и повторил слова маэстро: — «Тебе никогда не овладеть этим искусством… Ты не художник, ты — декоратор». Ну и что, вы все видели мою последнюю картину. Я развил технику гораздо выше.
Антонис улыбнулся, не обращая внимания на замечание ученика.
— Хорошо, если вы все так горите желанием получить новые умения, мы это сделаем…
Но, как и предупреждал маэстро, овладеть знанием, щедро подаренным Иноканоаном, смогли только самые талантливые. И лишь после того, как Паула попросила лигаментиа о помощи. Ей показалось, что главу клана Иллюзий ненадолго развлекла роль учителя фэриартос.
И теперь они действительно могли покидать Северную резиденцию.
В кармане плаща Паулы шуршала горсть записок, которые ей передала Фелиция, — адреса друзей и родственников людей, тех, кто жил сейчас в Северной резиденции. Все хотели знать, что случилось с их близкими, каждый беспокоился о своем доме — цел он или разрушен, есть ли надежда вернуться туда, когда все закончится.
Фэри побывала уже в десяти квартирах, и от того, что увидела там, ее чувства несколько одеревенели. Она больше не испытывала ни страха, ни отвращения, глядя на трупы, разрушенные дома, туман, ползающий по обломкам, словно на средневековые картины, изображающие пир смерти, только в современных декорациях.
Существа из мира кадаверциан не успевали заметить ее, чуяли, но не могли понять, где она скрывается. Эти твари выглядели совершенно по-разному: невероятные гротескные существа, полосы тумана, змеи, покрытые перьями, и птицы в чешуе. Костлявые твари, похожие на крабов, разбегались во все стороны с трупов. Длинные серебристые нити, подобные паутине, пели человеческими голосами, больные, искривленные деревья просовывали ветви в окна домов и светились, словно гнилушки…
Но самыми жуткими были люди с нечеловеческими глазами. Они казались похожими на бетайласов, помогающих кровным братьям в Северной резиденции, и в то же время оставались совершенно другими — дикими, кровожадными, безумными. Пауле едва удалось ускользнуть от трех таких тварей — исчезнуть в тот миг, когда они бросились на нее.
И все же эти опасные походы в город оказались не бесцельны. Ей удалось вывести двух людей, чудом уцелевших в этом безумии. Бас-гитариста Гемрана Алла и его маленькую дочь. Они были единственными, кто выжил в огромном двадцатипятиэтажном доме. Человек сидел с ребенком на руках в спальне. В запертую деревянную дверь с той стороны мерно ударялось что-то большое и тяжелое, издающее низкие, порыкивающие звуки.
Алл не видел, как на стене комнаты, выкрашенной в розовый цвет, появилась полоса света, расширившаяся до размеров узкой длинной картины — как раз в человеческий рост. На ней была изображена аллея, ведущая к черному рыцарскому замку. По дорожке быстро шла девушка в длинном светлом плаще с чуть растрепанными на ветру блестящими, темными волосами.