«Да, потому что оно не вмещается в одно тело», — кивнул Вивиан.
«И ты уверен, что сможешь создать для него достойное вместилище?»
«Уверен. И он знает об этом, чувствует во мне некроманта».
— Что ты хочешь взамен? — спросила женщина таким же жутким голосом, прерывая наш мысленный диалог.
— Я не могу попасть на территорию эпицентра, — быстро ответил кадаверциан и пояснил: — в то место, откуда ты пришел. Расскажи, что там происходит.
— Расскажу, — прогудело существо в ответ, глядя на меня сверкающими глазами, — как только смогу собрать свою память воедино.
— Отлично! — воскликнул некромант. — Буду очень тебе признателен.
Это можно было считать окончанием сделки. Я подошел к столу, один из «менеджеров» отодвинулся, давая мне пройти, и я почувствовал запах, исходящий от него. Странный, нечеловеческий, необычный, чуть горьковатый и как будто вяжущий. Не неприятный. Сразу представилась сухая кожура какого-то экзотического фрукта.
Я снял со стола бесчувственного асимана, отнес в угол, сгрузил на пол. Те, кто когда-то были людьми, не обращали на меня внимания, видимо, я казался им… вернее, ему, еще одним ходящим, разговаривающим телом, которое невозможно использовать. Внимание сущности было приковано к Вивиану. Группа используемых тел медленно окружила его, и фигура некроманта скрылась за их спинами.
«Не вмешивайся», — услышал я еще раз предостерегающий голос ученика Кристофа и почувствовал первый всплеск кадаверцианской магии.
А потом тела людей стали меняться. Они плавились, как воск, мгновенно перестраивались, словно фрагменты мозаики, застывали, приобретая самые невероятные формы, чтобы через несколько мгновений снова начать преобразовываться. Вивиан стоял в центре не шевелясь, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом, и на его лбу выступала испарина. То, что он делал, отнимало у него огромное количество энергии.
Я смотрел на то, как человеческие тела начали сливаться в одно, и не мог отвести взгляд, хотя в какой-то миг зрелище стало отвратительным. В изменяющейся биомассе мне виделся то циклоп, поводящий по сторонам мутным глазом, то оскаленная морда гиены, то неподвижное лицо древнего ацтекского божка с застывшей свирепой улыбкой. Это было похоже на отражения мыслей некроманта, подбирающего для потустороннего существа наиболее подходящее обличье.
Наконец нужная форма была выбрана. На полу лежало, нервно поводя мокрыми боками, нечто напоминающее грифона с тремя парами лап, длинным бескрылым телом и мощным хвостом.
Странно было осознавать, что это создано из человеческих тел.
«Грифон» поднялся, постоял некоторое время напротив кадаверциана. Голова с огромным клювом потянулась вперед, почти коснулась лица Вивиана, прошипела что-то невнятное… Затем тварь оглянулась на меня, стремительно метнулась прочь, выбила окно и вместе с дождем осколков исчезла в темноте.
Вивиан вытер рукавом свитера взмокший лоб и устало взглянул в мою сторону.
— Он не ответил на твой вопрос, — сказал я.
«Ответил. Как умел. Просто ты его не понял. Идем, расскажу по дороге».
Я наклонился, взвалил асимана на плечо и вместе с некромантом вышел из офиса.
Единственный способ отделаться от искушения — уступить ему.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.
Отправляясь в город, Миклош думал, что его мрачная меланхолия пропадет без следа, он порадуется локальному апокалипсису — тому самому, о котором так давно мечтал. Наконец-то овцы окажутся на коленях, наконец-то мертвецы на улицах, наконец-то все так, как нужно.
На деле оказалось совершенно наоборот: и без того дурное настроение стало во сто крат хуже. Столица неприятно поразила нахттотера, произвела на него гнетущее впечатление. Он желал изменений мира, но не настолько радикальных, и внезапно начал задумываться о том, что уничтожение людей, глобальное уничтожение, не слишком целесообразная мысль. Потому что они-то уже мертвы и им на все плевать, а ему придется жить на развалинах и в полной помойке. Это не входило в его планы.
— А все Основатель, забери его черти, — пробормотал Миклош, присев на неработающий холодильник с растаявшим мороженым. — Все Дарэл.
— Вы что-то сказали? — спросил светловолосый мужчина.
Кажется, его звали Влад.
Он как раз проходил мимо, толкая впереди себя телегу, нагруженную консервными банками и пакетами с крупами.
Бальза лишь презрительно поджал губы. Разговаривать с этими идиотами было выше его достоинства, пусть Берт с ними возится, он обожает менять им пеленки.
Люди раздражали темного рыцаря. От них несло страхом, да так, что возникало лишь одно желание — наброситься и рвать им горло. Приходилось невыносимым усилием сдерживать себя, чтобы не наделать трупов и не опечалить старину Кристофа. Он-то уж точно этого не оценит. К тому же без рабов жратву для тех, кто сидит под крылышком Фелиции, придется грузить кровным братьям, а Миклош никогда не унизится до того, чтобы таскать сено для овец.
Так что пускай живут. Пускай изводят его своим страхом, робостью, глупыми вопросами и идиотскими поступками. Господин Бальза может вытерпеть и не такое.
Прислушиваясь к тому, как команда снабжения гремит в молочном отделе супермакета, он вновь вернулся мыслями к дню, когда им удалось прикончить Основателя. Можно сказать, это было достаточно рискованно, но риск оправдался. На его памяти они в первый раз действовали сообща, и результат оказался вполне неплох.